Не работали советы Навального, по полезному времяпрепровождению в тюрьме. Ни черта не работали в моем случае.
Ну, во-первых, потому, что советы эти адресованы арестантам, удостоившимся чести быть запертым в СИЗО или, не приведи Господь, в ИТК.
А я наделал делов только на изолятор временного содержания. Тут ни книг, ни кина, ни вина, ни домина.
Из доступных развлечений только игра в города. Беда в том, что в камере я один. Можно, конечно, называть Абакан и отвечать самому себе – Норильск. Только интерес к такой игре теряешь быстро. Нужны все-таки партнеры.
Во-вторых, реалии у Навального российские. В Беларуси тюрьмы имеют национальные особенности.
Мой изолятор отличается, например, тем, что вместо унитазов тут пластмассовые ведра с крышками. По утрам, во время шмона камеры, я выношу их в сортир. Делать это не слишком удобно – наручники мешают.
Да-да. Это называется особым режимом содержания. Предназначен он для «политических». Экстремистов. Так называют нас, тех, кто еще смеет разевать пасть и гавкать на всебелорусскую гармонию.
Помимо выхода из камеры только в «браслетах», для экстремистов предусмотрено «наличие отсутствия» постельного белья и ночные побудки – в час и в три часа. Чтобы не слишком расслаблялись.
Ну, еще – запрет на курение и лишение права лежать на нарах днем.
Обычным арестантам, тем, что в очередной раз отлупили жену или по пьяне отобрали у кого-то сотовый телефон, курить здесь разрешено с шести до десяти вечера: каждый час сержант открывает «кормушки» камер и подносит бедолагам зажигалку. И одеяла-подушки они получают.
Мне сержант ничего не подносит. Но это все мелочи, печки-лавочки. Бывает и похуже. Особый режим содержания – не догма, а руководство к действию.
Условия могут менять тюремщики. По своему усмотрению. Например, имеют право отобрать у тебя куртку или свитер. Могут запретить сидеть днем.
Говорят, что особые условия, которыми потчуют в белорусских тюрьмах «политических», распространяются еще на приговоренных к расстрелу или пожизненному заключению. Каннибалов, серийных убийц и прочих, не слишком законопослушных граждан.
Приравняли, так приравняли! Я, вообще-то, ботан. Очкарик. Человек тонкой душевной организации. Окуджаву слушаю. Какой из меня людоед? Впрочем, примерным гражданам виднее.
Ну, а самое страшное здесь то, что время замедляет свой ход. Минуты становятся настолько пластичными, что растягиваются в часы. Часы, соответственно, в сутки…
Любой звук из коридора – событие. Ты сразу вскакиваешь, подходишь к двери и начинаешь прислушиваться.
Окно в мир – «глазок». Через него видно зарешеченное окно и двор для прогулок. Смотреть в «глазок» — одно удовольствие. Можно определить время суток, можно увидеть снег и помечтать о том, как сможешь вдохнуть зиму полной грудью.
Иногда, не знаю уж по какой логике, «глазок» закрывают. Становится совсем тоскливо. Остается только мерить шагами камеру или сидеть за столом и думать о чем-нибудь.
Первые сутки я развлекался тем, что анализировал события, предшествующие моему задержанию.
Тот день начался с того, что знакомый с улыбкой сообщил мне:
— А твой портал признали экстремистским!
— Почему мой? – попытался конспирироваться я. – Портал в Польше, я – здесь.
— Ага. Сказки будешь рассказывать!
А во второй половине дня мне позвонили. Незнакомый номер, незнакомый голос.
Мужик представился начальником местного управления КГБ Сергеем Борисовичем и… Вызвал меня для серьезного разговора на шестнадцать двадцать.
Я пообещал, что явлюсь.
Времени на то, чтобы форматнуть жесткие диски компьютеров на работе и дома у меня было предостаточно. Почему этого не сделал? Решил, что у меня все хорошенько почищено. Да и какая-никакая конспирация имелась. Простенькая, конечно, как табурет, но имелась. Беда в том, что если за тобой приедут во время работы на «вражеские голоса» – капец, простите за выражение.
У вас возникнет резонный вопрос: почему не приехали, почему вызвали?
Все просто: в моем городке из приличных оппозиционеров-экстремистов – только я.
Со всеми начальниками районного УКГБ был знаком лично. Этот Сергей Борисович просто назначен недавно, но предшественник, похоже слил ему все мои данные, всю мою революционную биографию.
Итак, пришел я в КГБ.
Занимательно, что здание, в котором гнездятся местные разведчики, расположено рядом с церковью и судом. Допросили, сознался. Раскаялся. Вынесли приговор. Далеко ходить не требуется – все в одном месте, все рядышком и преступление и наказание.
Встретил, Сергей Борисович меня приветливо. Пожал руку. Совсем, как Ленин ходоку. На вид ему не больше тридцати. Наряжен, как директор сельского дома культуры на первое мая: синий пиджак в черную клеточку, чрезмерно зауженные штаны и слишком пестрый галстук.
И вот этот агент 007 районного масштаба кладет на стол передо мной две бумаженции от своего областного начальства.
Меня подозревают в преступлении по таким-то статьям, предполагают, что преступления совершалось у меня дома и на работе. Вывод – изъять все оборудование и обыскать логово предателя-клеветника.
— Едем? – интересуется гэбист.
— Едем! – бодренько отвечаю я.
Из всех перипетий обыска и изъятия запомнился только толстый мужик, штатный понятой КГБ.
Этого клоуна просто распирало от сознания собственной значимости. На меня он смотрел как солдат на вошь.
Типичный ябатька. Наверняка член «Белой Руси». У него в жизни все сложилось. Получает зарплату только за присутствие на рабочем месте, любит Родину, имеет, активную жизненную позицию и входит в список стукачей, который наши доблестные айтишники выложили на всеобщее обозрение в интернет.
На все про все уходит часа четыре. Наконец, подписываю протоколы. Все ценности, как говаривал Лелик из «Бриллиантовой руки», приняты по описи: сдал-принял, отпечатки пальцев.
Дальше – допрос. Уже предметный. Мне предлагается сдать всю экстремистскую цепочку. Явки, пароли…
Если честно, то всей цепочки я не знаю. Отклоняю предложение выдать подельников и уйти домой с чистой совестью, на своих ногах.
Отношение ко мне резко меняется. Сергей Борисович перечисляет все мои грехи и темные делишки, о которых успел забыть я сам.
Начиная от членства в партии БНФ и выпуска малотиражной районной газеты, до написания трактата о крахе белорусского режима и сотрудничества с порталом, признанным экстремистским.
М-да. Накосячил я. Ой, как накосячил.
— Так будем правду говорить?
— Сказал бы, да не знаю какую правду.
— Что ж… Повезем вас в областной СИЗО КГБ. Все докажем и пойдете вы на семь лет. Придется развязывать шнурки и снимать ремень. Процедура, знаете ли…
Я ничего не отвечаю. Просто наклоняюсь и начинаю развязывать шнурок. Что-то происходит. Исподтишка смотрю на гэбиста. На лице его выражение, если не изумления, то уж точно удивления.
— Вы, я вижу, психологически готовы к поездке?
— А что мне еще остается?
— Гм.. Ясно. Пройдите в соседний кабинет. Будем решать вашу участь.
Я прохожу. Жду долго. Видно, с участью моей у гэбья возникли проблемы. Помощник начальника изучает мой телефон.
Попутно интересуется моей позицией по войне в Украине. Вопрос, скорее всего стандартный, протокольный. И ответ старого пацифиста, этому красавцу известен заранее. Поэтому просто пожимаю плечами.
— Опаньки! А это у нас что такое?
Звучит композиция Макса Покровского. Клип «Молчание ягнят», посвященный белорусским протестам 2020-го.
— Зачем выложили эту …ню «В контакте»? Одного штрафа вам мало?
Первый штраф я получил за видео телеканала «Белсат». Заплатил. Ну, а что касается «Молчания ягнят»…
— Клип того стоит.
Эту фразу слышит Сергей Борисович, который входит в кабинет.
— Ваша наглость мне начинает нравиться. Поедете на сутки. Это – для начала. Дальше будет еще хуже. Да, когда отсидите свои сутки, будем видео записывать.
— Покаянное?
— Обличительное!
Прежде чем оказаться в камере ИВС, часа три я провел в «обезьяннике» РОВД. В подвал меня вели в наручниках.
Через какое-то время в моей четырехместной камере появились аж два соседа, но особой радости это мне не доставило.
Парней закрыли за пьяные штучки-дрючки.
Узнав о том, что я «политический», соседи стали смотреть на меня с опаской, отстранились. Они просто не понимали, на кой ляд, мне дергаться на власть. У них ведь были более простые и приземленные увлечения – бухло, бабы и ЛТП.
Болтали они больше между собой. Я слушал.
И вот однажды, во второй половине дня всю нашу компашку посадили в микроавтобус а-ля автозак и повезли в суд.
Что-то у моих сокамерников не срослось. Их так и оставили в микроавтобусе и увезли обратно.
Судили только меня. Вину свою в любви к «Молчанию ягнят» я признал целиком и полностью.
— Много, однако, у вас недоброжелателей, — заметил судья, изучив мое экстремистское дело.
— Хватает.
Жизнь показала, что кроме недоброжелателей у меня есть и друзья. Те самые, настоящие, которые познаются в беде. Одни помогли мне пересечь границу Беларуси. Другие выручали в России, куда я приехал с одним телефоном. Третьи опекали меня уже здесь, в далекой, чужой стране.
Жаль, что не могу назвать их имена – эти люди тоже под прицелом спецслужб. Замечу лишь, что горжусь своим знакомством с ними. Хочу надеяться, что наступит время, когда смогу отблагодарить их в открытую.
А пока… Здесь тепло. Тут горы и воздух, насквозь пропитанный ароматами прекрасного и таинственного Востока. Это – актив.
В пассиве то, что будущее мое очень и очень туманное. Я не настолько оптимист, чтобы думать о возвращении на Родину. Возможно, свою страну, больше не увижу.
Там остались заложники – мои родственники. Думаю, что эмиграция это надолго и статус «беглый», которым меня заклеймили носферату, терзающие Беларусь, теперь будет определять все мои дальнейшие действия.
И все же беглый, это не заключенный и не мертвый.
Таких как я, здесь много. Часть, конечно, использовала протесты 2020-го, чтобы смыться в Европу. Но хватает и тех, кто мечтает о возвращении.
Это, своего рода, бурлящий котел обиды, ненависти и желания мстить.
Когда-нибудь крышку у этого котла сорвет. Что будет? Не знаю. Главное, что будет.
«Будет», вообще, прекрасное слово. Оно вселяет надежду. Будет новый день. Будет новый восход солнца. Будут новые встречи и знакомства. Будут новые статьи и новые книги. Будут. Обязательно.
Фото носит иллюстративный характер.